Статья Фета выделяется тем, что это — слово поэта, в котором эстетическая теория формулируется как результат своего художественного опыта и как обретенный в собственных художественных исканиях «символ веры».
Из статей сторонников «чистого искусства» наиболее известны: «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» А. Дружинина, направленная против «Очерков гоголевского периода русской литературы» Чернышевского («Библиотека для чтения», 1856, т. 140), «Стихотворения А. Фета» В. Боткина («Современник», 1857, № 1), которую Л. Толстой назвал «поэтическим катехизисом поэзии» (письмо Боткину от 20 января 1857 года), а также статья самого Фета «Стихотворения Ф. Тютчева».
Из статей сторонников «чистого искусства» наиболее известны: «Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения» А. Дружинина, направленная против «Очерков гоголевского периода русской литературы» Чернышевского («Библиотека для чтения», 1856, т. 140), «Стихотворения А. Фета» В. Боткина («Современник», 1857, № 1), которую Л. Толстой назвал «поэтическим катехизисом поэзии» (письмо Боткину от 20 января 1857 года), а также статья самого Фета «Стихотворения Ф. Тютчева».
В ряду этих
программных выступлений статья Фета выделяется тем, что это — слово поэта, в
котором эстетическая теория формулируется как результат своего художественного
опыта и как обретенный в собственных художественных исканиях «символ веры».
Утверждая, что художнику дорога только одна сторона
предметов — их красота, понимая красоту, гармонию как изначальные, неотъемлемые
свойства природы и всего мироздания, Фет отказывается видеть их в общественной
жизни: «…вопросы — о правах гражданства поэзии между прочими человеческими
деятельностями, о ее нравственном значении, о современности в данную эпоху и т.
п. считаю кошмарами, от которых давно и навсегда отделался» . Но не только
общественные, идеологические «вопросы» неприемлемы в поэзии, с точки зрения
Фета. Неприемлема вообще прямо заявленная идея. В поэзии возможна лишь
«поэтическая мысль». В отличие от мысли философской, она не предназначена
«лежать твердым камнем в общем здании человеческого мышления и служить точкою
опоры для последующих выводов; ее назначение озарять передний план
архитектонической перспективы поэтического произведения, или тонко и едва заметно
светить в ее бесконечной глубине»10 . С этой точки зрения Фет предъявляет
претензию (правда, единственную во всей статье) даже к последней строфе
стихотворения «обожаемого поэта» Тютчева «Итальянская villa»: «Художественная
прелесть этого стихотворения погибла от избытка содержания. Новое содержание:
новая мысль, независимо от прежней, едва заметно трепетавшей во глубине
картины, неожиданно всплыла на первый план и закричала на нем пятном»11 .
Можно оспорить суждение Фета, можно вспомнить, что и сам он
в дальнейшем, особенно после увлечения Шопенгауэром, не избегал открытых
философских высказываний в поэзии, но важно понять главную эстетическую
устремленность Фета: создание образа красоты есть цель искусства, и она лучше
всего достигается, когда поэтическая мысль, в отличие от философской, не
выражается непосредственно, а светит в «бесконечной глубине» произведения.
Комментариев нет:
Отправить комментарий